Западный зной - Страница 25

Восьмого января тысяча девятьсот девяносто шестого года они вместе с Викторией сели на паром, отправлявшийся в Стокгольм, где их уже ждали представители американской военной разведки. Через день его переправили в Вашингтон. Виктория только в Америке узнала, что ее муж последние семь лет работал на американцев. Сначала она устроила обычную истерику, заявив, что возвращается домой. Но, узнав о размерах его банковского счета, успокоилась. Она даже не могла представить, каким богатым человеком он стал за все эти годы. И поэтому она осталась.

Через два года им предложили программу защиты свидетелей и отправили на юг, в Даллас, который они для себя выбрали. После шести лет, проведенных в Далласе, они перебрались в Нью-Йорк уже под своими именами. Казалось, что все осталось в прошлом. Виктория уже дважды возвращалась в Москву, навещая мать и брата. Евгений работал консультантом в фирме, занимавшейся инвестициями. Он помогал приехавшим толстосумам из арабских стран правильно размещать свои деньги в Америке. Сказывались его блестящие знания восточных языков. У них был свой домик в Бруклине, три машины. Летом они обычно ездили на юг, во Флориду. Один раз полетели во Францию. Западный рай оказался не таким блистательным, каким его себе представлял Ползунов в детстве, но достаточно сносным.

В прошлом году ему исполнилось пятьдесят. У него появился модный загар, он научился играть в теннис, следил за своей спортивной формой, завел себе молодую любовницу, с которой встречался два раза в неделю и к которой переезжал жить, когда располневшая Виктория в очередной раз отправлялась в Москву. Бывший полковник ГРУ Евгений Ползунов выглядел стопроцентным американцем. Об угрозах со стороны своего ведомства он даже не думал. Все казалось в прошлом. Но это прошлое вдруг так страшно напомнило о себе…

Москва. Россия. 21 мая 2006 года

Вчера он вернулся домой поздно, почти в десять часов вечера. И сразу перезвонил Элине. Но ее мобильный телефон был отключен, а городской не отвечал. Он звонил несколько раз, уже нервничая, но ничего не добился. Он даже перезвонил Наташе, чтобы узнать, где находится ее подруга.

— Мы договорились созвониться, а я не могу ее найти, — соврал Караев.

— Ты звонил на мобильный? — спросила Наташа.

— Конечно. Но он отключен.

— Значит, она где-то в гостях, — решила Наташа. — Ты знаешь, у нее столько знакомых в Москве, что она может быть где угодно. Не беспокойся, если она мне позвонит, я передам ей, что ты звонил.

Он впервые почувствовал какой-то укол ревности. У Элины много друзей в Москве. Он вспомнил, как она отключила свой мобильный телефон перед тем, как раздеться. Какие глупости лезут в голову. Можно подумать, он мальчик, а она молодая возлюбленная, которая изменяет ему. Сколько им лет? Он забыл, сколько ей лет. Разве можно в сорок вести себя так же, как и в двадцать. Можно, вдруг сказал себе сам Тимур. Только так и можно жить. Если в сорок лет начинаешь считать, что ты уже старуха, то ты и превращаешься в старуху со всеми вытекающими последствиями. Уже не следишь за собой, начинаешь обретать бесформенные черты, расплывается лицо, и в глазах исчезает вкус к жизни. Остальные тридцать или сорок лет ты просто доживаешь свой век. А она явно не относится к женщинам, которые в сорок лет считают себя старухами. И на этом основании я собираюсь ее ревновать? Какая глупость. Он прошел в ванную, раздеваясь на ходу. Взглянул на свои руки. Странно, что у него остались синяки, как будто ему сдавливали руки. Он этого не почувствовал. Тимур обернулся, чтобы взглянуть на себя в зеркало, и невольно охнул. На теле тоже остались следы аппарата. Но ведь он абсолютно не чувствовал никакой боли, никакого нажима. Откуда такие синяки. И вообще, что он чувствовал? В какие-то мгновения были провалы в памяти. Или он засыпал и отвечал на вопросы уже под гипнозом. Или время шло так быстро, а затем вдруг замедлялось. Сколько он там пробыл? Около двенадцати часов. Без еды. Двенадцать часов или чуть меньше того. Они его допрашивали с применением последних достижений науки.

Он устало прошел на кухню прямо в трусах и в майке. Открыл холодильник и достал колбасу, сыр, масло. Нарезал уже немного засохший хлеб. И принялся жевать, только сейчас почувствовав, какой он голодный. Когда он вышел оттуда, первое, о чем он вспомнил, была Элина. Поэтому он ей и звонил. Элина. Может, он что-то говорил и про нее, ведь его мысли были все время заняты этой женщиной. Он все равно не узнает всей правды. Все, что он там делал. Все, что говорил. Как говорил. Каким тоном. С каким настроением. Как оцениваются его ответы. Об этом доложат самому Большакову, и тот будет принимать решение. Или кто-нибудь из его заместителей. А может, есть кто-то другой, более главный.

Он отправился спать, даже забыв про душ, который собирался принять. Перед тем как пройти в спальню, он оглядел квартиру. Нужно найти домработницу, чтобы здесь убраться, подумал он. Вчера он звонил в больницу, где лежала его бывшая домработница, и с удовлетворением узнал, что она уже выписалась. Но пока она еще чувствует себя достаточно слабой, нужно кого-то найти. Он не любил, когда в квартире были беспорядок и грязь.

В эту ночь он не выключил свой мобильный телефон. Но телефон молчал. Ему никто не звонил. На следующее утро он проснулся в половине восьмого. И сразу позвонил Элине. Мобильный был отключен, а городской она снова не взяла. Он разочарованно положил трубку. Сегодня нужно было опять идти на новые процедуры к Иосифу Наумовичу. Интересно, какое заключение они сделают в конце сегодняшнего дня. Или они ему никогда не скажут? Караев отправился бриться, решив, что позавтракает после.